Укрощение - Страница 28

– Ты же отказался тогда со мной ехать, – напомнил он. – Я поехать один, договорившись через знакомых о квартире в Дагомысе. В Дагомыс можно попасть, свернув от Павловской на Краснодар, через Джубгу и Туапсе, или же через Кропоткин, Армавир, Майкоп, Апшеронский перевал и Туапсе. Второй маршрут подходил мне больше. Когда проезжал мимо города Ростова, возникло желание заехать на Малую Родину – Казанскую станицу, где я и родился…

…Красивое, живописное место. Рядом город Кропоткин, Тбилисская станица – те тоже стоят на Кубани. А Кубань, хоть и течёт по равнине, извивается, словно змея: то на север течёт, то резко на юг, а то к западу. Оттого она часто, меняя русло, оставляет старицы. Там я и жил, пока не окончил школу. Школы в то время были – десятилетки. И учили там, на мой взгляд, хорошо. А потом в 1958-ом начались реформы школьного образования. Отменили льготы медалистам – они теперь поступали на общих основаниях, хотя позднее им нужно было сдавать только один экзамен. В институт набирали только 20 % из выпускников школ этого года, а остальные 80 % могли поступить уже после армии или отработав два года на производстве. Поощрялось вечернее и заочное образование В школах также вводилось трудовое воспитание: школьников отправляли практиковаться на заводы, на фермы. Затем увеличили обучение в школах до 11-ти лет, учитывая трудовые «уроки» учащихся. А в институте, как например, в Политехнике, обучение увеличили до шести лет. Те, кто поступал после армии или отработав два года на производстве, первый семестр не учились, а работали на заводах. Учились только со второго семестра. Те 20 % поступивших после школы, работали утром, а учились вечером в течение первого года обучения.

Я окончил школу с медалью. Но поступал на общих основаниях, экзамены сдавал все. Даже в сельской местности учителя добросовестно относились к обучению детей. Никакого платного репетиторства тогда не было, а с отстающими учителя занимались на общественных началах. Вообще в то время в школах были очень дружные коллективы. В нашем классе, например, были очень сплочённые компании. С возрастом дружба завязывалась между ребятами и девчатами. У некоторых даже любовь зарождалась, которая потом у части перерастала в семейную жизнь.

В девятом классе мне нравилась одна девочка, её звали Леной. Сестрёнка у неё была – Татьяна, на полтора года младше Лены. Училась она на класс младше. На неё я тоже засматривался. Не удивительно! Она была прямо модель, картинка, как мы тогда её называли, словом, красавицей была… Хотя и сейчас она такая же красивая.

А Лена, с которой я начал дружить, она хоть и красивая, но ревнивая! Когда мы только начали, всё вроде бы нормально шло, а когда мы уже стали встречаться, она как-то изменилась. Приходил к ним в гости, а Татьяна там рядом – красивая, стройная, щёчки с румянцем… Только я на неё взгляд брошу, как Лена сразу в бок меня толкала: «Ко мне ты пришёл, или на сестру мою глазеть?» – сердилась она.

Родители её были очень гостеприимны. По тем временем у них был хороший и большой дом. Двухэтажные в то время было запрещено строить законом, однако у них был дом, в котором второй этаж считался мансардой, что было разрешено. Поэтому жилище их выделялось в станице среди других. Крыша заканчивалась на уровне первого этажа, и второй этаж считался мансардой, хотя на «мансарде» было три просторных комнаты. Отец её Иван Арсеньевич, мощный казак с усами и казацким чубом, работал механиком в совхозе. Мать её была бухгалтером. Вместе с детьми они жили в этом доме. При этом на участке росли только фруктовые деревья и цветы. Помню, я очень стеснялся есть при них персики, которыми они меня угощали. Персики у них были такие, что в ладонь не помещались, а если начинать его кусать, то сок сочился по персику, по рукам, по губам – настолько они были сочные… Я опасался соком испачкать рубашку и брюки. Да и к тому же, не хотелось мне выглядеть перед родителями и девчонками небрежно, неаккуратно. Поэтому я всегда отказывался от персика. Сейчас я ем персики уже по-другому: ножом отрезаю дольку над блюдцем. Брюки с рубашкой остаются чистыми, как и скатерть. Но тогда я до этого ещё не дошёл. Отказывался, хотя мне персики очень нравились…

Всё огородное хозяйство и домашняя живность находились на участке старого дома, где жили родители Ивана Арсеньевича, дед с бабкой моей Елены. У них утки были, куры, гуси, даже индюки. Дом этот стоял с краю станицы, и участок выходил к старице. Мимо этого дома я проезжал каждый раз, отправляясь на велосипеде порыбачить. Но на старицах я не любил ловить, больше любил ловить в Кубани. Потому что в старицах можно поймать, конечно, и сазана и карася, но мне больше нравилось ловить на течении сома, голавля и усача.

А Лена со временем становилась всё ревнивее и ревнивее… Если на школьном вечере посмотрю на какую-нибудь девчонку или же, что хуже, приглашу её на танец, то после выслушаю длинную тираду о том, какие у той недостатки. Канапушки не только на носу, но и на ушах и на спине, а обувь она носит 39-го размера…

Десятый класс – мы уже год как встречались. Друзья мои постепенно отстранялись от меня, в них она тоже находила тысячи недостатков. То не достаточно умные, то повадки хулиганские, то ест чавкая. Не говоря уже о девушках: у этой ноги кривые, у другой ногти грязные… Словом, стоило мне с кем-нибудь пообщаться при ней, так она потом целый вечер бухтела на меня и на того, с кем я поговорил.

В конечном итоге мне это начало надоедать. Я был ещё совсем молодым человеком и представить себе, что я могу жениться на Лене… Так у меня совсем не останется ни друзей, ни приятелей. Я судил по своим родителям: никогда я не слышал, чтобы мать отцу или отец матери делал замечание. Всегда в нашей семье чувствовалось взаимопонимание и согласие. На протяжении нашего с Леной общения я постепенно становился всё более напряжённым, боясь сказать лишнее слово или с кем-то пообщаться, более дёрганным из-за её высказываний… Кончилось тем, что на выпускном вечере я не выдержал. Естественно, все были возбуждёнными после сданных экзаменов на пороге новой взрослой жизни; кто-то в первый раз, кто-то, может, не в первый, попробовал шампанское. Мы, пацаны, иногда уходили в соседний класс, где было заранее припрятано вино. Пили за дружбу, за взрослое будущее… После очередного раза я подошёл к своей Лене, и она по обыкновению начала высказывать мне, какой я жестокий, что бросил её одну: «Все танцуют, а я тут стою одна покинутая!»